3 сентября (22 августа) 1828 года в Сионском соборе в Тифлисе
(ныне город Тбилиси) состоялось бракосочетание Александра
Грибоедова и 15-летней Нино Чавчавадзе, дочери друга Грибоедова,
поэта, генерал-майора, князя Александра Чавчавадзе.
Иерей записал в церковной книге: «Полномочный министр в Персии
Его императорского Величества статский советник и Кавалер
Александр Сергеевич Грибоедов вступил в законный брак с девицею
Ниною, дочерью генерал-майора князя Александра Чавчавадзева…».
Нину Чавчавадзе, дочь своего друга, он знал с детства, учил игре
на фортепиано. И вдруг увидел уже девушку - с прекрасными глазами
и нежным лицом. Поговаривали, что есть уже у Нины и настойчивый
обожатель, почти жених - Сергей Ермолов, сын грозного генерала
Ермолова. Да, в одну минуту, как в сентиментальнейших любовных
романах, он, опытный дипломат,
известный писатель, вдруг влюбился,
как мальчишка. Ему – 35, ей – неполных 16 лет. 
Неизвест. художник. Портрет Нины Чавчавадзе.
"В тот день, - писал Грибоедов, - я обедал у старинной моей
приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой...
все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойство
ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что
другое придало мне решительность необычайную, выходя из стола,
я взял ее за руку и сказал ей по-французски: "Пойдемте со мной,
мне нужно что-то сказать вам". Она меня послушалась, как и всегда,
верно, думала, что я усажу ее за фортепиано... мы... взошли в комнату,
щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал
ей бормотать, и
все живее и живее, она заплакала, засмеялась,
я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке, к ее второй матери
Прасковье Николаевне Ахвердовой, нас благословили..."
Неизвест. художник. Портрет А. С Грибоедова.
В момент венчания Грибоедов был болен лихорадкой, она трепала
его так сильно, что он уронил обручальное кольцо, сказав, что
«это дурное предзнаменование».
Сионский православный собор.
Есть легенда, что сразу после свадьбы и нескольких дней торжеств
молодые супруги уехали в Цинандали, имение Чавчавадзе в Кахетии.
В известиях о Грибоедове есть десятидневный перерыв - с 26 августа,
когда состоялся бал у военного губернатора Тифлиса генерала
Сипягина, и до 6 сентября, которым помечено письмо к одному
из друзей. Так что пребывание "там, где вьется Алазань", где воздух
напоен ароматом
цветов, аллеи тенисты и над высоким обрывом
стоит полуобрушившаяся церковка (в ней, говорят, молодые
отслужили благодарственный молебен), вполне возможно...
Где, как не здесь - в доме, в котором более тридцати прохладных
комнат, а с широкой веранды в ясный день видны лиловые горы
и белые вершины Кавказа - где же еще было пролететь
"медовой неделе"... 
Дом-музей Александра Чавчавадзе в Цинандали.
Там, где вьется Алазань,
Веет нега и прохлада,
Где в садах сбирают дань
Пурпурного винограда,
Светло светит луч дневной,
Рано ищут, любят друга...
Ты знаком ли с "той страной,
Где земля не знает плуга,
Вечно-юная блестит
Пышно яркими цветами
И садителя дарит
Золотистыми плодами?...
Странник, знаешь ли любовь,
Не подругу снам покойным,
Страшную под
небом знойным?
Как пылает ею кровь?
Ей живут и ею дышат,
Страждут и падут в боях
С ней в душе и на устах.
Так самумы с юга пышат,
Раскаляют степь...
Что судьба, разлука, смерть!...
Александр Грибоедов
Молодая чета отправилась в Персию с большой свитой.
В караване было сто десять лошадей и мулов. Грибоедов
пишет друзьям: “Женат, путешествую с огромным караваном…
Ночуем под шатрами на высотах гор, где холод зимний.
Нинуша моя не жалуется, всем довольна. Я необычайно счастлив…”
В Эчмиадзине состоялась пышная встреча. Армянские монахи
вышли с крестами, иконами и хоругвями. Грибоедов заночевал
в монастыре и начал письмо к своей петербургской приятельнице
Варваре Семеновне Миклашевич, в котором хвастался прелестью,
игривостью своей молодой жены. А она в этот момент
заглядывала ему через плечо и вдруг сказала:
"Как это все случилось? Где я и с кем! Будем век жить,
не умрем никогда!" Это было само счастье, и письмо осталось
неоконченным.
На персидской земле, в Тавризе, выяснилось, что Нина беременна.
Учитывая тревожную обстановку в чужой стране, Грибоедов принял
решение следовать в Тегеран без жены. Супруги расстались,
но почти каждый день Александр пишет любимой письма:
«Бесценный друг мой! Грустно без тебя, как нельзя больше…
Только теперь я истинно чувствую, что значит любить Прежде
расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан,
но день, два, неделя – и тоска исчезала. Теперь – чем дальше,
тем хуже. Скоро и искренне мы с тобой сошлись навек. Целую…
всю тебя с
головы до ног. Грустно». Тревожные предчувствия
продолжали терзать сердце Грибоедова.
Н.Г.Чернецов. Тифлис. 1839.
Тоскуя по молодой жене, Грибоедов купил красивую чернильницу,
отделанную фарфором, и отдал граверу с текстом на французском:
"Пиши мне чаще, мой ангел Ниноби. Весь твой. А.Г. 15 января
1829 года. Тегеран". Потом было письмо к Макдональду, коллеге,
представителю Англии в Иране, и его супруге, с которыми в
Тавризе общалась Нина. Александр очень беспокоился о жене
и терзался тем, что вынужден оставлять ее одну в нездоровье
- Нина очень тяжело переносила беременность. "Через восемь
дней я рассчитываю покинуть столицу", - писал Грибоедов,
имея в виду отъезд из Тегерана в Тавриз. Но этому не суждено
было случиться... 
30 января Грибоедова, а с ним еще
более пятидесяти человек,
растерзала толпа религиозных фанатиков, подстрекаемая теми,
кого бесила настойчивость русского посла в вопросе возвращения
пленных, подданных России, на родину. Попытка иранских друзей
вывести российского посланника и тех, кто был с ним, через
подземный ход не удалась. Александр Сергеевич Грибоедов
пал на поле брани с обнаженной саблей в руке.
Бесчинствующая толпа таскала его изуродованный труп по улицам
несколько дней, а потом бросила в общую яму, где уже лежали
тела его товарищей.
И.Н. Крамской. Портрет писателя А.С. Грибоедова 1873.
…Страшную весть о гибели мужа тщательно скрывали от Нины.
Её удалось перевезти с полдороги в Персию в Тифлис, и уже на
родине в случайном разговоре беременная женщина узнала
об участи, постигшей её любимого мужа. « Свыше моих сил
выразить Вам, что я тогда испытала… Переворот, происшедший
в моем существе, был причиной преждевременного разрешения
от бремени… Мое бедное дитя прожило только час и уже
соединилось со своим несчастным отцом в том мире, где,
я надеюсь, найдут место и его добродетели, и все его жестокие
страдания. Все же успели окрестить ребенка и дали ему имя
Александр, имя его бедного отца...». 
Натела Ианкошвили. Портрет Нины Чавчавадзе.
Останки Грибоедова перевозили в русские пределы крайне медленно.
Только 2 мая гроб прибыл в Нахичевань. А 11 июня, неподалеку
от крепости Гергеры, произошла знаменательная встреча, описанная
Пушкиным: «Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу,
подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу.
«Откуда вы?» – спросил я. – «Из
Тегерана». – «Что вы везете?»
– «Грибоеда». Когда тело Грибоедова прибыло в Тифлис, вдова,
выполняя волю покойного, распорядилась предать его земле близ
церкви св. Давида (ныне там находится пантеон Мтацминда);
это произошло 18 июня 1829 года. Официальная миссия,
возглавляемая внуком персидского шаха Хосров-Мирзой,
принесла не только официальные извинения России за смерть
ее посланника, но и преподнесла Николаю I один из самых
знаменитых драгоценных камней мира – алмаз «Шах».
В некотором смысле то была цена крови поэта.
На семнадцатом году жизни надела Нина Грибоедова черное
платье и не снимала его 28 лет, до самой могилы. Грузинские
женщины часто ходят в черном, так что ее вдовий наряд
удивлял лишь в первые годы. Нина Грибоедова- Чавчавадзе
прожила 49 лет, замуж
больше не выходила, хотя многие
достойные поклонники добивались её руки (в частности,
безответно влюблённый в нее на протяжении 30 лет поэт
и генерал Григорий Орбелиани). Она знала, что не сможет
более испытать ни к одному мужчине чувств, какие испытывала
к своему Сандро. Ее сердце откликалось на чужие беды,
огромные суммы из личного состояния она тратила на
благотворительность. 
Чавчавадзе Нина Александровна. Гравюра Паннемакера
с фотографии, сделанной в 1857 году (год смерти Н.Грибоедовой). 1886
Не чуралась развлечений и балов, с удовольствием
посещала музыкальные вечера, сопровождала отца
и сестру на приемах, но повсюду появлялась в трауре.
Роскошные – выписанные из Парижа – гипюровые,
бархатные, шелковые, пахнущие терпкими ароматами
– эти вдовьи платья вытеснили из гардероба все светлые.
Ее называли “черною
розой Тифлиса. В 1857 году
в Тифлисе вспыхнула холера. Нина отказалась уехать
из города и, ухаживая за своими родственниками,
заболела сама и умерла.
...Высоко над Тбилиси, в монастыре св. Давида, что
на горе Мтацминда, покоится их прах. Сюда, к увитой плющом
нише с двумя могилами, приходит много людей. На одном
из надгробий, обхватив распятье, рыдает коленопреклоненная
женщина, отлитая из бронзы. Все свое великое и трепетное
чувство вложила Нина в слова, горящие на холодном
и тяжелом черном камне: "Ум и дела твои бессмертны
в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя!"
В 1879 году поэт Яков Полонский посвятил её памяти
стихотворение «Н. А. Грибоедова»:
« ...Там, в тёмном гроте — мавзолей,
И — скромный дар вдовы —
Лампадка светит в полутьме,
Чтоб прочитали вы
Ту надпись и чтоб вам она
Напомнила сама —
Два горя: горе от любви
И горе от ума. »
28 июня 1857 года ушла из жизни Нино Чавчавадзе. Она пережила Александра Грибоедова почти на 30 лет.
В высокой, романтической, трагичной истории отношений выдающегося русского человека Александра Сергеевича Грибоедова (поэта, музыканта, мыслителя, дипломата) и юной грузинской княжны Нины Чавчавадзе, как в капле воды, отражаются многовековые приязненные узы русского и грузинского народов, чье географическое соседство и культурная общность нередко подвергались проверке на прочность.
Ее отец князь Александр Чавчавадзе – генерал-майор русской армии, крупнейший грузинский поэт и литератор, губернатор-наместник Нахичеванской и Эриванской областей создал в Тифлисе своеобразный культурный центр притяжения светских кругов, военных и интеллигенции. Служивший в 1822 году в Тифлисе Грибоедов стал вхож в дом блестящего князя.
На глазах Александра Сергеевича росла и воспитывалась старшая дочь Александра Чавчавадзе кареглазая Нино. Грибоедов, недурно музицировавший, сочинявший музыку (помним его вальсы), стал обучать девочку игре на фортепиано. Однажды в шутку «дядя Сандро», умиленный прилежностью ученицы, сказал ей: «Если будешь и дальше так стараться, я на тебе женюсь». Кто же тогда знал, что эти слова окажутся пророческими.
Снова оказавшись в Тифлисе в 1828 году, Грибоедов посетил дом старого друга и был поражен необыкновенной красотой выросшей Нины, изысканностью ее манер и душевной добротой. Современники свидетельствовали, что Нино была стройной, грациозной брюнеткой, с чрезвычайно приятными и правильными чертами лица, темно-карими глазами. Известно, что Грибоедов сравнивал юную грузинку с Мадонной работы испанского живописца Бартоломае Мурильо.
16 июля 1828 года в Тифлисе, в доме Прасковьи Николаевны Ахвердовой, которая была большим другом семьи Чавчавадзе, состоялось объяснение Александра Грибоедова. В письме приятелю Грибоедов вспоминал об этом судьбоносном вечере: «Я обедал у старой моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой… Все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойства ли другого рода, по службе, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из-за стола, я взял ее за руку и сказал ей: «Пойдемте со мной, мне нужно что-то сказать». Она меня послушалась, верно, думала, что я усажу ее за фортепьяно, вышло не то… Мы взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее… нас благословили, я повис у нее на губах, во всю ночь и весь день».
Грибоедову было 33 года, Нине – 15. Во время венчания Александр Сергеевич, страдавший от лихорадки, уронил обручальное кольцо, что считалось дурным предзнаменованием. Как тут не вспомнить, что суеверный Пушкин тоже ронял кольцо на венчании.
Вскоре после женитьбы супруги были вынуждены отправиться в Персию. Нино сопровождала мужа, уже будучи беременной и часто болея. Не желая подвергать ее опасностям, Грибоедов оставил жену в Тавризе – своей резиденции полномочного представителя Российской империи в Персии – и в декабре 1828 года отправился в Тегеран в одиночестве.
За две недели до гибели, в сочельник, Грибоедов написал жене письмо (это – единственное письмо к Нине, сохранившееся до наших дней).
Приведем его полностью:
«Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя, и тоска исчезала, теперь чем далее от тебя, тем хуже. Потерпим еще несколько, ангел мой, и будем молиться Богу, чтобы нам после того никогда боле не разлучаться… Вчера меня угощал здешний Визирь, Мирза Неби, брат его женился на дочери здешнего Шахзады, и свадебный пир продолжается четырнадцать дней… Однако, душка, свадьба наша была веселее, хотя ты не Шахзадинская дочь, и я незнатный человек. Помнишь, друг мой неоцененный, как я за тебя сватался, без посредников, тут не было третьего. Помнишь, как я тебя в первый раз поцеловал, скоро и искренно мы с тобой сошлись, и на веки… Прощай, Ниночка, Ангельчик мой. Теперь 9 часов вечера, ты, верно, спать ложишься, а у меня уже пятая ночь, как вовсе бессонница. Доктор говорит – от кофею. А я думаю, совсем от другой причины. Прощай, бесценный друг мой еще раз, поклонись Агалобеку, Монтису и прочим. Целую тебя в губки, в грудку, ручки, ножки и всю тебя от головы до ног. Грустно весь твой А. Гр. Завтра Рождество, поздравляю тебя, миленькая моя, душка. Я виноват (сам виноват и телом), что ты большой этот праздник проводишь так скучно, в Тифлисе ты бы веселилась. Прощай, мои все тебе кланяются».
30 января 1829 года Александр Грибоедов был растерзан взбунтовавшейся толпой исламских фанатиков. Кроме него погибло более пятидесяти человек, служивших в русском посольстве. Его тело было сильно обезображено и брошено в яму, и опознано впоследствии лишь по ранению, полученному на так называемой четверной дуэли, в результате которой у него была прострелена и серьезно повреждена кисть левой руки. Отрубленную голову Вазир-Мухтара (так его именовали персы) носили по городу на палке…
От Нины долго скрывали ужасную новость. По настоянию родственников она вернулась в Тифлис.
У потрясенной Нины случились преждевременные роды, спасти ребенка не удалось. Об этом в марте 1829 года она сообщала в одном из писем: «Спустя несколько дней после моего приезда, когда я едва отдохнула от перенесенной усталости, но все более и более тревожилась в невыразимом, мучительном беспокойстве зловещими предчувствиями, сочли нужным сорвать завесу, скрывающую от меня ужасную правду. Свыше моих сил выразить вам, что я тогда испытала… Переворот, происшедший в моем существе, был причиной преждевременного разрешения от бремени… Мое бедное дитя прожило только час и уже соединилось со своим несчастным отцом в том мире, где, я надеюсь, найдут место и его добродетели, и все его жестокие страдания. Все же успели окрестить ребенка и дали ему имя Александр, имя его бедного отца…».
Оставшуюся часть жизни Нина Чавчавадзе-Грибоедова прожила попеременно в Цинандали и Тифлисе, продолжая носить траур по мужу. Благодаря неизменному траурному платью ее стали называть «черной розой» Тифлиса.
Огромные суммы из своего состояния Нина Грибоедова тратила на благотворительность. Со временем она перестала отказываться от развлечений и балов, стала посещать музыкальные вечера и сопровождать отца и сестру на приемах. К слову, ее младшей сестре Екатерине Чавчавадзе, будущей княгине Дадиани, Михаил Лермонтов посвятил два стихотворения: «Как небеса, твой взор блистает» и «Она поет – и звуки тают, как поцелуи на устах».
Нина Александровна Грибоедова, урожденная княжна Чавчавадзе, скончалась в июне 1857 года в возрасте сорока пяти неполных лет во время эпидемии холеры, пришедшей в Тифлис из Персии. Ухаживая за больным родственником, она отказалась покинуть город, выходила больного, но безнадежно заболела сама. Последние слова ее были: «Меня… рядом с ним».
Корнилий Бороздин свидетельствует, что удивительную женщину оплакивал и провожал в последний путь весь Тифлис.
Несколько ярких, как пламя огня, мгновений счастья порой могут перевесить спокойно прожитые годы. Любовь 33-летнего известного русского поэта и 15-летней грузинской аристократки продлилась считаные месяцы, но память о ней «черная роза Тифлиса», как прозвали не снимающую траурного платья вдову, хранила всю жизнь. После гибели мужа Нина воздвигла памятник Александру Грибоедову на горе Мтацминда - пьедестал из черного мрамора и изваяние плачущей вдовы, охватившей руками крест, с надписью: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?»
Говорят, поэт Александр Сергеевич Пушкин посетил еще свежую могилу Грибоедова и преклонил пред ней колени, а когда встал, на его глазах блестели слезы. Не о такой ли вечной любви мечтает каждый мужчина! Неудивительно, что Нина Чавчавадзе вошла в историю как символ верности, свидетельство того, что великая любовь никогда не умирает…
Неизвестный художник. Портрет Нины Чавчавадзе
Как по книге
Воистину, написанное на бумаге очень часто претворяется в жизнь. Знал ли поэт Грибоедов, что судьба предоставит ему возможность в полной мере прочувствовать то же, что пережил Чацкий, герой его пьесы «Горе от ума», по возвращении домой: «Чуть свет уж на ногах! и я у ваших ног. Ну поцелуйте же, не ждали? говорите!». Разница лишь в том, что в отличие от Чацкого и Софьи, Нина и Александр не росли вместе. Между ними насчитывалось семнадцать с лишним лет разницы. Грибоедов дружил с отцом Нины, поэтом и общественным деятелем Александром Чавчавадзе. Когда-то Грибоедов учил дочку друга, красивую девочку с карими глазами, игре на фортепиано и вел с ней беседы о литературе. Мог ли тогда господин Сандро, как называла его смышленая ученица, поверить в то, что эта девочка, которая приходит на занятия с куклами, станет его женой?
Но провидение, как водится, распорядилось по-своему. В 1828 году Грибоедов, недавно вернувшийся из Персии, провел несколько месяцев в Тифлисе и, конечно, заглянул к давнему другу Чавчавадзе в родовую усадьбу Дадиани. К тому времени он едва ли помнил о дочери друга. К своим тридцати трем годам Грибоедов потихоньку становился завзятым циником. Он весьма едко отзывался о женщинах: «Они чувствуют живо, но не глубоко. Судят остроумно, только без основания и, быстро схватывая подробности, едва ли могут постичь, обнять целое». При этом он нехотя признавал, что есть исключения, но они редки и потому ценны. С таким «исключением» Александру и посчастливилось встретиться в тот памятный день в доме Чавчавадзе.
Цветок целого мира
За то время, что они не виделись, Нина из девочки с куклами превратилась в первую красавицу Тифлиса. Безумно влюбленный в Нину офицер Николай Сенявин писал другу: «Цветок целого мира пленил меня... Ты не знаешь, я так влюблен, что готов пренебречь целым светом, дабы обладать Ангелом!» Высокая стройная девушка с темно-карими, как у трепетной лани, глазами, очень грациозная - недаром она брала уроки сценического искусства - действительно, напоминала не то ангела, не то бутон цветка, словом, что-то невероятно свежее и прекрасное. Краснея и смущаясь, она вышла поздороваться с другом отца, к которому, кажется, питала симпатию с тех давних пор. Александр просто лишился слов. Он и сам не мог объяснить, что произошло.
Но позже попытался облечь эмоции в речь и в письме к другу признался: «За столом сидел против Нины Чавчавадзе... Все на нее глядел, задумался, сердце забилось... Выйдя из-за стола, я взял ее руку и сказал: «Пойдемте со мной, мне нужно кое-что сказать вам». Она меня послушалась, как и всегда; верно, думала, что я ее усажу за фортепиано: но вышло иначе. Мы вошли в комнату, щеки у меня разгорелись... Не помню, что начал ей говорить, и все живее, живее. Она заплакала, засмеялась, и я поцеловал ее...»
Подготовка к свадьбе велась с ошеломительной скоростью, ведь страсть не может долго ждать. Уже через два месяца влюбленные обвенчались в тифлисском соборе Сиони. Только вот незадача - Александр незадолго до торжества переболел лихорадкой и, все еще чувствуя себя не очень хорошо, случайно уронил обручальное кольцо, надевая его на палец невесте. Плохая примета! - испуганно зашептались гости. Собственно, в этот раз примета, как ни печально, сработала. И все же сначала, как и у всех молодоженов, первые дни супружества протекали очень счастливо.
И.Н. Крамской. Портрет писателя А.С. Грибоедова
Печальное пророчество
«Кто никогда не любил и не подчинялся влиянию женщин, тот никогда не производил и не произведет ничего великого, потому что сам мал душою…» - женившись на Ангеле, Александр заговорил о женщинах иначе. Казалось, вся его система ценностей перевернулась с ног на голову. После венчания молодые отправились в имение князя Чавчавадзе в Цинандали. Там Александр принял решение отправиться на службу в Персию. Нина отказалась оставаться дома и заявила, что поедет вместе с мужем. Как-то перед отъездом супруги гуляли по окрестностям усадьбы, и Грибоедов вдруг сказал жене, показывая на гору Мтацминду: «Если что случится со мной, похорони останки мои вот здесь».
Нина в ответ воскликнула: «О нет, мой Александр, мы будем жить вечно… любовь наша не померкнет, как не померкнет твой поэтический дар». Таким образом оба супруга словно напророчили себе будущее.
Одинокие дни
Увы, «медовые дни», даже не месяц, пролетели слишком быстро, и вскоре чета Грибоедовых двинулась в путь. Сейчас невозможно представить, каким тяжелым оказалось это путешествие для совсем еще юной девушки, которая, как позже выяснилось, находится в «деликатном положении». Супруги ехали с большой свитой, ночевали в шатрах на вершинах гор, где царил ужасный холод, а горный ветер пронизывал до костей. Нина из любви к мужу стойко выдерживала все невзгоды. Так, Грибоедов писал друзьям: «Нинуша, моя жена, не жалуется, всем довольна…» Можно только представить, какой ценой далось молодой жене это «довольство».
В свою очередь современники Грибоедова отмечали: «Сделавшись обладателем женщины, блиставшей столько же красотой, сколько и душевными качествами, Грибоедов имел полное право осознавать свое блаженство и гордиться счастьем, которое - увы! - было так скоротечно, так мимолетно». Не желая подвергать жену опасностям, которые могли возникнуть в ходе сложных переговоров, Александр оставил Нину в своей резиденции в Тавризе, а сам отправился в Тегеран на представление шаху. Жизнь Нины, и без того непростая, теперь стала еще труднее. Ей запрещалось выходить за ворота резиденции, не с кем даже было перемолвиться словом. К тому же она тяжело переносила беременность и - еще тяжелее - отсутствие обожаемого мужа. Ежедневно супруги обменивались нежными письмами. «Бесценный друг мой! Только теперь я истинно чувствую, что значит любить», - писал Александр. Тоскуя по молодой супруге, он заказал изящную чернильницу и сделал на ней гравировку на французском языке: «Пиши мне чаще, мой ангел Ниноби».
Страшная весть
Между тем Грибоедову приходилось тоже нелегко. Обстановка в Персии была угрожающей, а российские власти, не понимая или не желая понимать сложность ситуации, требовали держаться как можно тверже и категорически не идти на уступки. За Александром закрепилась плохая слава, его даже прозвали «сахтир», что означало «жестокое сердце». Такое прозвище не предвещало ничего хорошего.
«Через восемь дней я рассчитываю покинуть столицу» - так писал Александр в последнем письме. Но этой надежде не суждено было сбыться. Через несколько дней в Тегеране вспыхнул бунт, и бесчинствующая толпа захватила дом русской миссии. Русского посла и его свиту просто растерзали. Грибоедов погиб героически, с саблей в руке, но персы постарались максимально надругаться над врагом. Несколько дней тело поэта таскали по улицам, а потом сбросили в общую яму.
Гравюра с фотографии Нины Чавчавадзе, сделанной в год ее смерти
Вместе навеки
С того дня как Нина узнала о смерти мужа, она ни разу не снимала траур. Она тратила огромные суммы на благотворительность, помогала всем, кому требовалась помощь, и прозвище Ангел, которым ее когда-то окрестил несчастный влюбленный, теперь повсюду следовало за ней. Она по-прежнему была прекрасна, и предложения руки и сердца сыпались со всех сторон. Но напрасно. Нина видела перед собой лишь одного мужчину, и его образ, пусть постепенно меркнущий в памяти, не мог затмить ни один из живущих на этой земле.
Умирая от холеры в возрасте сорока шести лет, Нина скажет с улыбкой кому-то невидимому: «Что только не перенесла твоя бедная Нина с той поры, как ты ушел. Мы скоро свидимся, свидимся... и я расскажу тебе обо всем. И мы уже навеки будем вместе, вместе...» С ее последним вздохом их вечная любовь переместилась в другое измерение, став символом для всех влюбленных.
А за гибель российского посланника, по преданию, персидский шах принес России официальные извинения и преподнес императору один из самых известных в мире драгоценных камней - алмаз «Шах». Цена крови и цена любви - было ли это на самом деле или это просто красивая легенда, историки спорят до сих пор. Но прозрачные отблески алмазных граней очень напоминают слезы.
Лишь неделя счастья выпала на долю писателя и дипломата Александра Сергеевича Грибоедова и юной грузинской княжны Нины Чавчавадзе.
В этой трагедии было столько "романтического"! И отвергнутый сиятельный обожатель, и упавшее кольцо, и солнце в знаке Скорпиона, и опознание по раненной на дуэли руке, и юная вдова в черном, и подземный ход!.. И даже, как положено, бриллиант - цена крови, огромный таинственный алмаз в 240 каратов, камень Великих Моголов, который в качестве извинения за убийство посланника отправил царю Николаю персидский шах. Но лучше, если бы все это стало сюжетом захватывающей книги, а не реальной историей двух любящих сердец...
В Тифлис Грибоедов приехал в угнетенном состоянии духа. И дело было даже не в том, что поездка в Персию страшила его. Он так и сказал Пушкину: "Вы не знаете этих людей: вы увидите, дело дойдет до ножей". И о степени своего героизма Александр Грибоедов уже не волновался. Это он в начале персидской войны, вдруг заподозрив в себе постыдную трусость, выскочил на холм, обстреливаемый особенно сильно, и простоял отмеренный им самим срок под свистом пуль и снарядов. Помнится, и на дуэли, когда Якубович прострелил ему руку, труса не праздновал. Просто ожидаемая опасность заставила оглянуться на пройденный путь с обычным в таких случаях вопросом: "Что сделано?" Да, "Горе от ума" и Туркманчайский договор отменно удались. Но теперь он послан в Персию, чтобы следить за выполнением договора, и многое там придется делать так, как делать бы не следовало. Для того ему и дали этот "павлиний" чин министра-посланника...
Романтизм и сентиментализм всегда вызывали у Грибоедова ядовитейшую улыбку. Но история его любви, совпавшая с этим сложным периодом жизни, началась именно по законам сентиментализма...
ГДЕ ВЬЕТСЯ АЛАЗАНЬ...
Нину Чавчавадзе, дочь своего друга, он знал с детства, учил игре на фортепиано. И вдруг увидел уже девушку - с прекрасными глазами и нежным лицом. Поговаривали, что есть уже у Нины и настойчивый обожатель, почти жених - Сергей Ермолов, сын грозного генерала Ермолова. Да, в одну минуту, как в сентиментальнейших любовных романах, он, опытный дипломат, известный писатель, вдруг влюбился, как мальчишка. "В тот день, - писал Грибоедов, - я обедал у старинной моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой... все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойство ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из стола, я взял ее за руку и сказал ей по-французски: "Пойдемте со мной, мне нужно что-то сказать вам". Она меня послушалась, как и всегда, верно, думала, что я усажу ее за фортепиано... мы... взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке, к ее второй матери Прасковье Николаевне Ахвердовой, нас благословили..."
22 августа в Сионском соборе в Тифлисе их венчали. Иерей записал в церковной книге: "Полномочный министр в Персии Его императорского Величества статский советник и Кавалер Александр Сергеевич Грибоедов вступил в законный брак с девицею Ниною, дочерью генерал-майора князя Александра Чавчавадзева..." Накануне у поэта были жестокие приступы малярии. Один из них случился во время самого венчания - выпавшее из дрожавшей руки кольцо всех смутило...
Есть легенда, что сразу после свадьбы и нескольких дней торжеств молодые супруги уехали в Цинандали, имение Чавчавадзе в Кахетии. В известиях о Грибоедове есть десятидневный перерыв - с 26 августа, когда состоялся бал у военного губернатора Тифлиса генерала Сипягина, и до 6 сентября, которым помечено письмо к одному из друзей. Так что пребывание "там, где вьется Алазань", где воздух напоен ароматом цветов, аллеи тенисты и над высоким обрывом стоит полуобрушившаяся церковка (в ней, говорят, молодые отслужили благодарственный молебен), вполне возможно... Где, как не здесь - в доме, в котором более тридцати прохладных комнат, а с широкой веранды в ясный день видны лиловые горы и белые вершины Кавказа - где же еще было пролететь "медовой неделе"...
Молодая чета отправилась в Персию с большой свитой. В караване было сто десять лошадей и мулов, ночевали в шатрах на вершинах гор, где царил зимний холод. В Эчмиадзине состоялась пышная встреча. Армянские монахи вышли с крестами, иконами и хоругвями. Грибоедов заночевал в монастыре и начал письмо к своей петербургской приятельнице Варваре Семеновне Миклашевич, в котором хвастался прелестью, игривостью своей молодой жены. А она в этот момент заглядывала ему через плечо и вдруг сказала: "Как это все случилось? Где я и с кем! Будем век жить, не умрем никогда!" Это было само счастье, и письмо осталось неоконченным...
"ЖЕСТОКОЕ СЕРДЦЕ"
После Эчмиадзина ждала Грибоедовых освобожденная русскими Эривань. Встречали пятьсот всадников, ханы, армянское и православное духовенство, полковая музыка. Восемь дней пролетели как один. Приехал тесть Александр Чавчавадзе, теперь начальник Эриванской области. Отец и мать Нины проводили Грибоедовых и в семи верстах от города простились с любимым зятем навсегда...
Не желая подвергать Нину опасности в Тегеране, Грибоедов на время оставил жену в Тавризе - своей резиденции полномочного представителя Российской империи в Персии, и поехал в столицу на представление шаху один.
Въезд в столицу пришелся на воскресенье 5-го дня месяца реджеб, когда солнце стоит в созвездии Скорпиона. В глазах персов это было дурным знамением и сразу вызвало неприязнь населения. Обстановка же и без того была угрожающей. Оберегая интересы России, министр-посланник, однако, настаивал, чтобы не давили на Персию так сильно с уплатой контрибуций. Но в Петербурге были другого мнения и требовали, чтобы Грибоедов держался как можно тверже. Он так и делал, не угождал, не льстил и, что для персов было особенно обидно, не давал и не брал взяток. За это его прозвали "сахтир" - "жестокое сердце".
ТЕГЕРАНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Тоскуя по молодой жене, Грибоедов купил красивую чернильницу, отделанную фарфором, и отдал граверу с текстом на французском: "Пиши мне чаще, мой ангел Ниноби. Весь твой. А.Г. 15 января 1829 года. Тегеран". Потом было письмо к Макдональду, коллеге, представителю Англии в Иране, и его супруге, с которыми в Тавризе общалась Нина. Александр очень беспокоился о жене и терзался тем, что вынужден оставлять ее одну в нездоровье - Нина очень тяжело переносила беременность. "Через восемь дней я рассчитываю покинуть столицу", - писал Грибоедов, имея в виду отъезд из Тегерана в Тавриз. Но этому не суждено было случиться... 30 января Грибоедова, а с ним еще более пятидесяти человек, растерзала толпа религиозных фанатиков, подстрекаемая теми, кого бесила настойчивость русского посла в вопросе возвращения пленных, подданных России, на родину. Попытка иранских друзей вывести российского посланника и тех, кто был с ним, через подземный ход не удалась. Александр Сергеевич Грибоедов пал на поле брани с обнаженной саблей в руке. Бесчинствующая толпа таскала его изуродованный труп по улицам несколько дней, а потом бросила в общую яму, где уже лежали тела его товарищей.
СТРАШНОЕ ИЗВЕСТИЕ
Позже, когда русское правительство потребовало вернуть тело Грибоедова в Россию, его опознали лишь по руке, простреленной пулей Якубовича...
А Нина тем временем оставалась в Тавризе. Окружающие, боясь за нее, скрывали страшную весть. Говорили, что она должна ехать в Тифлис, дескать, Александр Сергеевич занемог, уехал туда и велел следом отправляться и ей. Нина отвечала: "Пока не получу письмо от мужа, никуда не тронусь". И лишь 13 февраля по настоятельной просьбе матери она покинула Тавриз. В Тифлисе Нина узнала, что муж мертв, и у нее случились преждевременные роды. Об этом в ее письме Макдональдам в Тавриз: "...Спустя несколько дней после моего приезда, когда я едва отдохнула от перенесенной усталости, но все более и более тревожилась в невыразимом, мучительном беспокойстве зловещими предчувствиями, сочли нужным сорвать завесу, скрывающую от меня ужасную правду. Свыше моих сил выразить Вам, что я тогда испытала... Переворот, происшедший в моем существе, был причиной преждевременного разрешения от бремени... Мое бедное дитя прожило только час и уже соединилось со своим несчастным отцом в том мире, где, я надеюсь, найдут место и его добродетели, и все его жестокие страдания. Все же успели окрестить ребенка и дали ему имя Александр, имя его бедного отца..."
На семнадцатом году жизни надела Нина Грибоедова черное платье и не снимала его 28 лет, до самой могилы. Гостеприеимный дом Чавчавадзе -Грибоедовой в Тифлисе и Цинандали всегда был широко открыт для друзей и знакомых, но только, улыбающаяся, блистающая все больше с годами расцветающей, настоящей,южной красотой, Нина Александровна, Нино, никогда не снимала на этих вечерах черного, вдовьего платья.. Оно могло быть роскошным, выписанным из Парижа, гипюровым, бархатным, шелковым, щурщащим, пахнущим какими -то странными, теплыми, терпкими ароматами, только ей присущими, - говорили, вывезла из Тевриза! - но все равно, оно было - вдовьим и печальным: В таком молчаливом, некричащем, благоуханном трауре, она появлялась всюду. Грузинские женщины часто ходят в черном, так что ее вдовий наряд удивлял лишь в первые годы.
Ее сердце тепло и сердечно откликалось на чужие беды, огромные суммы из своего личного состояния она неустанно тратила на благотворительность, не чуралась развлечений и балов, с удовольствием посещала музыкальные вечера, часто сопровождала отца и сестру на приемах,но ее верность трагически погибшему мужу стала легендарной ещё при её жизни; имя Нины Чавчавадзе было окружено почётом и уважением тифлисцев. Неутомимые, не потерявшие надежд, юные поклонники, дружно называли ее "черною розой Тифлиса", седовласые знакомцы постарше- при встрече почтительно наклоняли головы, и считали за особую честь поцеловать руку или проводить до крыльца..
Нина Александровна Грибоедова, урожденная княжна Чавчавадзе, скончалась в июне 1857 года, в возрасте сорока девяти неполных лет, от холеры, бущующей в Тифлисе, где она в то время жила с сестрой. Ухаживая за больным родственником, Нина Александровна отказалась покинуть город, выходила больного, но безнадежно заболела сама.
Высоко над Тбилиси, в монастыре св. Давида, что на горе Мтацминда, покоится их прах. Сюда, к увитой плющом нише с двумя могилами, приходит много людей. На одном из надгробий, обхватив распятье, рыдает коленопреклоненная женщина, отлитая из бронзы. Все свое великое и трепетное чувство вложила Нина в слова, горящие на холодном и тяжелом черном камне: "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?!"
Лёгкая прохлада – верный признак близкой осени – всё явственнее ощущалась в Тифлисе…
Заканчивался август 1828 года. Утренние туманы окутывали окрестности, стелились в горных ложбинах, затем медленно рассеивались. Колокола Сионского собора созывали богомольцев на службу.
22 августа колокол звенел особенно торжественно. Он извещал о венчании 33-летнего жениха и 16-летней невесты. Юная и робкая, она стояла не осмеливалась даже взглянуть на суженого, пока священник записывал в церковной книге: «Полномочный министр в Персии Его императорского Величества статский советник и Кавалер Александр Сергеевич Грибоедов вступил в законный брак с девицею Ниною, дочерью генерал-майора князя Александра Чавчавадзе».
Исайя, ликуй!..
Клятва, произнесённая перед алтарём, связала их судьбу навек. Исполненные надежд на будущее, они уверены были, что отныне ничто не сможет разлучить их. После богослужения юная невеста упала на колени перед крестом, свитым из виноградной лозы. Этот крест некогда принадлежал просветительнице Грузии – святой Нине. У неё и просила защиты невеста.
Увы, судьба подарила супругам всего лишь считанные месяцы.
В усадьбе Дадиани, родовом поместье князей Чавчавадзе, готовились к большому событию. Проездом из Туркманчая в Петербург с гостевым визитом прибывал давний друг семьи Александр Сергеевич Грибоедов. Казалось, ещё совсем недавно здесь, в Дадиани, он читал свою комедию «Горе от ума». Теперь из Персии встречали полномочного министра-резидента Российской империи!
Когда послышался цокот копыт и раздался голос гостя, юная княжна Нино влетела в кабинет отца и по детской привычке хотела броситься Грибоедову на шею! Но с растерянной улыбкой, тот смущённо отступил. Узнать её после долгой разлуки и в самом деле было сложно. Грибоедов полагал увидеть всё то же озорное лицо, угловатую фигуру и вечно растрёпанные косички.
Как она изменилась!
Перед ним стояла высокая стройная девушка с огромными тёмно-карими глазами. А когда-то маленькая Нино брала у него уроки – игра на фортепиано, французский язык…. На занятия она часто приходила с куклами. Господин Сандро, — так звала она Грибоедова, — лишь улыбался и, с шутливым укором покачивая головой, начинал занятия. Он любил говорить об искусстве и, в частности, о церковной живописи великого испанца Бартоломе Эстебана Мурильо. И пока учитель рассуждал о сильной и благородной кисти художника, Нино представляла себе образ мадонны. Но больше всего на свете она хотела, чтобы наставник и о ней говорил столь же вдохновенно и пылко… Грибоедов же шутливо называл её мурильевской пастушкой.
И вот теперь, после нескольких лет разлуки, покрасневшая от смущения Нина стояла перед Грибоедовым. Она была прекрасна, прелесть только что распустившегося цветка очаровала его. Искушённый дипломат, известный писатель и композитор, храбрый воин, гусар, дуэлянт и арестант, по делу декабрьского заговора полгода проведший в тюрьме, сейчас он влюбился словно мальчишка. Влекомый вспыхнувшим чувством, он внезапно, чуть ли не за семейным обедом, сделал ей предложение: «…я не помню, что начал ей бормотать, и всё живее и живее; она заплакала, засмеялась, я поцеловал её, потом к матушке её, к бабушке… нас благословили».
Через короткое время Грибоедов рука об руку с юной невестой вошёл под своды Сионского храма. После церемония венчания, казалось, весь Тифлис вышел поздравить новобрачных. К их ногам ложились букеты осенних цветов, а пожелания счастья сливались в одну торжественную песню. Начать супружескую жизнь молодые решили в Цинандали, кахетинском имении князей Чавчавадзе.
Здесь, с веранды огромного дома, молодые супруги любовались заснеженными вершинами Кавказа. На живописном берегу Алазани они поклялись никогда не расставаться. «Счастливые часов не наблюдают», — беззаботно смеялась Нина. Она ещё не знала, что хотя и не через часы, а всего лишь через неделю Грибоедов должен отбыть в Тегеран, куда он так не хотел ехать, считая своё назначение политической ссылкой. Александр Сергеевич должен был контролировать выполнение Персией обязательств по недавно подписанному мирному договору. Россия отныне могла держать на Каспии военный флот, а русские купцы получали право беспрепятственной торговли во всей Персии. Кроме того, на страну налагалась контрибуция в 20 миллионов рублей серебром. Но Персия, эти, крайне невыгодные условия исполнять не собиралась.
Нина, готовилась сопровождать мужа. Однако, не желая подвергать молодую супругу опасности, Грибоедов решительно настоял, чтобы она осталась в Таври́зе, где тогда находилась резиденция российского посла. Проведя переговоры с министром Аббас-Мирзой, Грибоедов во главе делегации отправился в Тегеран, к персидскому шаху.
Въезд русской миссии в Тегеран совпал с праздником Реджеб – месяцем, в течение которого воспрещаются всякие раздоры. В прибытии послов России, недавнего своего врага, и именно в разгар Реджеба, персам виделось преднамеренное неуважение к своим традициям. Они понимали, что русские дипломаты прибыли говорить не о мире, а о выполнении требований. Грибоедов старался отсрочить трудные переговоры хотя бы на месяц, до окончания праздника.
Но Петербургу требовалось срочное решение всех вопросов. Для достижения поставленных целей Грибоедов вынужден был, вопреки личным склонностям, держаться как можно твёрже, не уступая ни в чём строптивости персиян. За несговорчивость персидские дипломаты прозвали Александра Сергеевича «сахтир» или «жестокое сердце». Иногда Грибоедов действовал не по-дипломатически вызывающе, открыто нарушал этикет шахского двора, демонстрировал неуважение самому шаху.
Он слишком далеко зашёл. В придворных кругах шаха по отношению к русскому послу, виновнику унизительного Туркманчайского трактата, закипала вражда. Ненависть росла и в народе, на улицах всё громче звучали призывы к истреблению русских…
Тем временем Грибоедов торопился в Тифлис. Нина пребывала в положении, и он как можно скорее хотел увезти её домой, из Тавриза к родителям. Чуть ли ни ежедневно он отправлял супруге письма: «Грустно без тебя, как нельзя больше… Теперь я истинно чувствую, что значит любить…Скоро и искренне мы с тобой сошлись и навек». Нина же сообщала ему своё видение близкого будущего. Она была уверена, что родится мальчик. И даже выбрала ему имя – Александр – в честь супруга и князя-отца. К ближайшей весне Грибоедов предполагал завершить дела в Персии…
Сбыться этому не было суждено.
30 января 1829 года около 100 тысяч фанатиков, подстрекаемых исламскими фундаменталистами, ворвались на русское подворье. В считанные минуты всё посольство – тридцать семь человек! – было растерзано. В течение трёх дней толпа таскала обезображенное и изуродованное тело Грибоедова по улицам и базарам Тегерана. Потом его кинули в придорожную канаву.
Известие об ужасной смерти Грибоедова всячески пытались скрыть от Нины. Когда же страшная правда всё-таки открылась ей, то случились преждевременные роды. Новорожденный прожил всего несколько часов…
В одночасье несчастная Нина потеряла не только мужа, но и сына. 
Уезжая, Александр Сергеевич говорил жене: «Не оставляй моих костей в Персии. Если умру там, то похорони меня в Тифлисе, в монастыре Давида».
Но похоронить Грибоедова в Тифлисе долгие месяцы не удавалось. Тело его якобы опознали по кисти руки, простреленной в 1818 году на дуэли с будущим декабристом Якубовичем. Полгода ушло на то, чтобы прах Александра Сергеевича перевезли из Тегерана в Тифлис. Писатель, музыкант и выдающийся дипломат нашёл упокоение в монастыре святого Давида, что на горе Мтацми́нда. На могиле поставили часовню, а перед ней – памятник в виде скорбящей женщины.
«Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?» — такую надпись Нина Чавчавадзе сделала на могильной плите. 
Между тем, персидский шах, послал в Петербург депутацию во главе со своим братом, и вместе с принесением покаянных извинений, подарил Николаю I уникальный алмаз весом в 87 карат. Это был знаменитый бриллиант «Шах» — один из самых крупных и дорогих камней в мире. На его гранях значатся имена всех, начиная с 1591 года, персидских владык. Русское правительство назначило вдове дипломата пожизненную пенсию в 5 тысяч рублей ассигнациями.
Но горе женщины было безутешным. После смерти супруга она облачилась в чёрное платье и дала обет не снимать его. Руки прекрасной вдовы просили многие, в том числе и губернатор Тифлиса. Но все получали отказ.
Нет, она вовсе не замуровала себя при жизни. Всегда приветливая и ласковая, Нина и далее оставалась такой. Она по-прежнему готова была выслушать каждого, помочь советом или деньгами. И только большие тёмные глаза неизменно оставались грустными – казалось, в них запечатлелись вся земная скорбь и печаль.
«Чёрная роза Тифлиса» — так называли её за верность покойному мужа.
Нина полностью посвятила себя родным, стала для семьи ангелом-хранителем. Когда летом 1857 года в Тифлисе началась эпидемия, Нина не захотела уезжать из города и осталась ухаживать за больными родственниками – в итоге заразилась холерой и умерла.
Тридцать лет прошло, прежде чем влюблённые соединились навсегда. Похоронили Нину Грибоедову-Чавчавадзе рядом с мужем, как она того желала и к чему всю жизнь готовилась. Теперь уже ничто не в силах было их разлучить.
Много лет спустя побывавший в Тифлисе поэт Яков Полонский напишет:
Там, в тёмном гроте - мавзолей,
И - скромный дар вдовы -
Лампадка светит в полутьме,
Чтоб прочитали вы
Ту надпись и чтоб вам она
Напомнила сама -
Два горя: горе от любви
И горе от ума.
Loading...