Спектакль дипломант Международного театрального фестиваля русской классической драматургии «Горячее сердце» в номинации «Лучший актерский состав фестиваля» (г. Кинешма 2015год)

Действующие лица и исполнители:

• Никита — А.Ю. Карташев
• Пётр — В.В. Межевикин
• Анисья Е.Н. Полянская
• Акулина — Е.В.Гусарова , С.А. Малых , О.А. Форопонова
• Анютка — М.А. Еремеева , О.А. Форопонова
• Аким — заслуженный артист России Н.Е. Чупров
• Матрёна — заслуженная артистка России Т.Е.Попова
• Марина — А.А. Сидорчук , Н.В. Ткаченко
• Жених Акулины — С.Ю. Евдокимов
• Женщины — Е.А. Автононова , С.А. Малых , Т.И. Помаз , Н.А.Захаркина

• Постановка и сценография — И.М. Кондрашова
• Художник по костюмам — Е.В. Антохина
• Пластика — Л.В. Бухвостова
• Вокальные номера — М.Н. Захарова

Премьера состоялась в ноябре 2010 года

Продолжительность спектакля — 1ч. 50 мин.

В ноябре 2010 г. исполнилось 100 лет со дня ухода Л.Н.Толстого из Ясной Поляны и из жизни. Во многих странах прошли Дни памяти одного из величайших прозаиков вселенной.

Целый век Россия живет без Толстого. Что сталось с нею, с людьми, с душой человеческой?

Появление на ноябрьской афише театра драмы имени Тургенева «Власть тьмы» — своего рода знак судьбы. Удивительное сближение: 20 декабря 1910 г. в Орле была сыграна премьера этой пьесы. Впрочем, Толстой до обидного редкий гость на нашей сцене. Почти шесть десятилетий отделяют нас от последней постановки: в начале 50-х годов играли «Анну Каренину». Само обращение к «Власти тьмы» — репертуарный поступок. Мрачен и горек колорит пьесы, хотя сегодня на фоне злодеяний из криминальных хроник и триллеров, которые с экрана входят в повседневную жизнь и приобретают характер обыденности, драма воспринимается, как прорыв к свету, к духовному очищению. В ней толстовский нравственный посыл, обращение к людям, чтобы опомнились, осознали, что происходит с душой. Поразительна современность пьесы, ее созвучие всему, что мы переживаем. Никакие реформы не приведут к желаемому счастью, если тьма в душе и Бога в ней нет, но при этом деньги — всему голова.

В основу пьесы легли реальные события. Хороший знакомый Толстого, тульский прокурор рассказал ему в начале 80-х гг. 19 века об уголовном деле крестьянина Ефрема Колоскова, который убил новорожденного младенца, прижитого от совращенной им падчерицы, а потом прилюдно покаялся на ее свадьбе и жаждал наказания. Толстой заинтересовался происшедшим, даже встречался с осужденным в тюрьме.

Весть о новом творении Толстого облетела обе театральные столицы. Знаменитые актеры уже выбирали себе роли, а М.Г.Савина, премьерша Александринки, которая в молодости свою карьеру начинала в Орле, приехала из Петербурга к Льву Николаевичу, просила дать ей «Власть тьмы» для бенефиса. Но пьеса была запрещена для российской сцены на целых девять лет! И вот тут произошло невероятное. Драму специально переводят для «Свободного театра», только что созданного в Париже молодым и дерзким режиссером-новатором Андре Антуаном. Премьера 1888 г. имела там огромный успех. Вскоре драма Толстого появилась на афише еще нескольких театров Парижа, потом в Брюсселе, Женеве, Милане, Риме. С 1895 г. началась сценическая история «Власти тьмы» в России. Повсюду отмечали особую смелость трагизма пьесы.

Замечательно, что среди постановок по классике в нашем театральном Тургеневском доме теперь есть спектакль по Толстому. Сразу возникают оригинальные значимые сцепления, исполненные особого смысла: Толстой и Орловский край, город Орел, где писатель бывал не раз. Толстой и Тургенев, их трудные и переменчивые отношения. Толстой и другие писатели-орловцы, с которыми он был знаком и дружен. И, быть может, поэтому сценическая история драмы на нашей сцене началась с яркого волнующего события — премьеры в Париже.

В 1977 г. младший внук Льва Николаевича — Сергей Михайлович Толстой (1911-1996 гг.), известный парижский врач, который кстати лечил И.А.Бунина, талантливый мемуарист создал во Франции Общество друзей Толстого. Последние годы после его кончины его вдова графиня Колетт Толстая и их сын Дмитрий, правнук писателя, возглавляют это объединение людей, поклоняющихся гению. В ноябре они провели в Париже литературно-театральный фестиваль, посвященный великому художнику и мыслителю, на который в рамках перекрестного года России и Франции был приглашен тургеневский театр.

18 ноября 2010, в канун памятной годовщины, драма представлена парижской публике на знакомой уже нам по весенним гастролям 2009 г. в связи с 200-летием Н.В.Гоголя сцене культурного центра Посольства Российской Федерации. На парижскую премьеру собрались многочисленные потомки Льва Николаевича. А в самый День памяти писателя, 20 ноября, театр выступил в Буживале, в Доме-музее Тургенева.

Волею случая актеры жили на Монмарте. Именно здесь, в одном из его переулков, начинался «Свободный театр» Антуана. Орловцы посетили толстовские и тургеневские места, возложили цветы к бюсту Л.Н.Толстого в сквере его имени.

В сценической версии «Власти тьмы», осуществленной молодым московским режиссером И.М.Кондрашовой и руководителем постановки заслуженным деятелем искусств России Б.Н.Голубицким, на первый план выдвинут и укрупнен образ работника Никиты (арт.А.Ю.Карташев). Пригожий молодой мужик постепенно осознает ужас своего грехопадения и в светлый миг покаяния пробуждается его душа, почти уничтоженная тьмой.

Отец Никиты неприметный косноязычный Аким (заслуженный артист России Н.Е.Чупров) живет по нравственному закону: человеку душа надобна, а без Божьего света — душа мертва.

Сотни тысяч писем получал Толстой, в Ясную Поляну к нему шли люди повидаться, исповедаться, посоветоваться о самом главном: Есть ли Бог? В чем смысл бытия? Как жить? С этими же вопросами к Толстому обращаются в разных странах и через век после его ухода. Хочется верить, что на спектакле «Власть тьмы» прозвучит в зрительской душе выстраданный вопрос: «Как жить, Лев Николаевич?»

Богатый мужик Пётр живет с женой Анисьей, у них имеются две дочки. Акулине, старшей дочери, шестнадцать лет, она немного глуховата и не слишком умна, Анютке десять лет. Петр держит работника Никиту, это ленивый парень, любящий женское внимание.

Анисья не любит своего больного мужа. Она ждет его смерти, чтобы, прибрав к рукам богатство, выйти замуж за молодого Никиту. Акулина, ее падчерица, догадывается о намерениях мачехи. В соседней деревне живут родители Никиты, они изредка навещают своего сына. Отец парня, Аким, хочет женить сына на Марине, это девушка – сирота, которую Никита соблазнил и бросил. Мать, Матрена, знает, что Анисья в связи с Никитой. Ради богатства, она помогает Анисье избавиться от мужа.

Акиму жалко обиженную сироту, он пришел к Петру забрать Никиту, чтоб тот женился на Марине. Матрена и Анисья убеждают Петра, чтоб он не отпускал Никиту. Матрена дает Анисье порошки, чтобы та подсыпала их в чай мужу.

Прошло полгода. Петр отправил Акулину за сестрой, чувствуя приближение смерти. Матрена с Анисьей ищут, куда он спрятал деньги. Марина вышла замуж за вдовца с четырьмя детьми. Анисья нашла деньги. Петр умер.

После смерти Петра прошел почти год. Анисья вышла замуж за Никиту, но это не принесло ей счастья. Молодой хозяин путается с падчерицей, которую Анисья никак не может выдать замуж. Деньги они положили в банк, живут на проценты. Никита издевается над Анисьей, тратить деньги на свои нужды. Акулина тоже терроризирует мачеху, считает, что она хозяйка, и деньги принадлежат ей.

Аким пришел попросить у сына денег на новую лошадь, он рассказывает, как хорошо живет Марина. Никита с Акулиной возвращаются из города, дома вспыхивает скандал. Аким, видя это, отказывается и от обеда, и от денег, и уходит домой, осуждая сына.

Наконец – то Акулину сватают. Акулина беременна от Никиты. У нее начинаются схватки, и она не выходит к сватам. За нее дают богатое приданое, и сваты, не увидев будущую невестку, покидают дом.

У Акулины начинаются роды. Матрена и Анисья решают избавиться от ребенка, привлекают для этого Никиту. Они заставляют парня залезть в погреб, и выкопать яму. Они признаются ему, что Петр умер не своей смертью, а от порошков, которые ему подсыпали в чай. Невольно Никита становится их соучастником. Он страшно напуган, а тут его еще заставляют убить новорождённого. Никита отказывается, но Анисья бросает младенца в погреб, и сталкивает туда мужа. Он накрывает ребенка доской, и всем телом придавливает его. Под ним хрустят кости новорождённого. Никита выскакивает из погреба, и бросается на мать, и на Анисью. Ему повсюду слышится писк ребенка.

В скором времени состоится свадьба Акулины. Ее выдают замуж за родственника Маринкиного мужа, поэтому они в числе гостей. Жених с невестой и собравшиеся гости, ждут благословения Никиты, отчима Акулины. Никита уходит за сарай, он до сих пор переживает убийство младенца. За сараем в соломе, спит Митрич, работник Никиты. Никита берет веревку, и решает повеситься. Тут просыпается Митрич, и бормочет о том, что не надо никого бояться. Услышав его слова, Никита принимает какое – то решение и идёт в дом.

В доме гости поют песни. Входит Никита с отцом. Никита падает на колени, и, признаваясь во всех грехах, просит прощения у Марины, у Акулины, рассказывает об убийстве ребёнка. Он кланяется отцу, признавая его правоту, что «коготок увяз, и всей птичке пропасть».

Аким рад, что сын осознал содеянное и раскаялся. Урядник арестовывает Никиту, свадьба не состоялась.

Низменные желания ведут к более глубоким порокам, что до добра не доводят.

Картинка или рисунок Власть тьмы, или Коготок увяз, всей птичке пропасть

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Платонов Юшка

  935 год. Андрей Платонов пишет повесть «Юшка». Суть сюжета классического текста в том, что Юшка – главный герой работает помощником кузнеца. Он болен чахоткой.

  Повесть Дети синего фламинго – это рассказ о приключениях, в которых побывал самый обычный мальчик из нашего времени. Обманным путем его заманивают на остров, которого нет ни на одной карте

(Основная сцена)

Драма в 5 действиях (2ч50м) 12+

Л.Н. Толстой
Режиссер-постановщик: Юрий Соломин
Аким: Алексей Кудинович
Матрена: Ирина Муравьева
Анисья: Инна Иванова, Ирина Жерякова
Никита: Алексей Фаддеев
Митрич: Виктор Низовой, Олег Щигорец
Акулина: Екатерина Базарова, Ольга Абрамова
Петр: Владимир Носик
Анютка: Лидия Милюзина, Дарья Мингазетдинова
и другие Даты: 24.04 ср 19:00

Рецензия "Афиши":

Пьеса, появившаяся в Малом в третий раз, – одна из тех, чьи сценические версии становятся значимыми вехами в истории этого театра. Так, знаменитый спектакль Бориса Равенских был знаковым для своего времени. Нынешняя же постановка Юрия Соломина во многом созвучна нашему дню, хотя, разумеется, никаких вольностей по отношению к тексту в ней нет. Но и создатели спектакля, и зрители особенно остро воспринимают то, что перекликается с сегодняшними реалиями. Так, актуальна и узнаваема сцена, в которой простоватый мужик Митрич (Александр Потапов) уморительно растолковывает простодушному старику суть банковского бизнеса, используя в качестве наглядной иллюстрации пирожки да морковки. А не по-современному честный Аким только удивленно причитает да твердит: «Бога забыли. Скверность это, не по закону это». На премьере в роли, являющейся эмоционально-смысловым стержнем пьесы, успешно выступил Алексей Кудинович (режиссер-постановщик, значащийся вторым исполнителем, буквально подарил актеру этот шанс). В спектакле четко обозначены два полюса. На одном – совесть и порядочность, чистота и мудрость, воплощенные в Акиме. На другом – лживость и жадность, жестокость и беспринципность, сосредоточенные в Матрене. Для героини Ирины Муравьевой «деньги – всему голова», и она с суетливо-напористым азартом идет к своей цели, не ведая сомнений и нравственных запретов. В ход пускается все: лицемерие и лицедейство, напускное сочувствие и хищная хватка. Остальные же персонажи оказываются заложниками в этой борьбе добра и зла. В страшной истории, где за отравлением немощного старика следует убийство ребенка, один грех порождает другой. Неслучайно второе название пьесы – «Коготок увяз, всей птичке пропасть». Сын Акима и Матрены Никита (Алексей Фаддеев) – по природе не алчный, не злой, а лишь беззаботно-легкомысленный ¬балагур. Однако если отец призывает его, «погрязшего в богатстве, как в сетях», опомниться, то мать, охваченная бесом стяжательства, толкает на путь преступления. В финале несколько пафосное покаяние прозревшего Никиты дает надежду на спасение его души, но не исправляет всего содеянного.
Режиссер-постановщик Ю. Соломин.
Художник-постановщик А. Глазунов.
Композитор Г. Гоберник. Хореография Н. Цапко.

Осень. В просторной избе зажиточного, болезненного мужика Петра - жена Анисья, Акулина, его дочь от первого брака, поют песни. Сам хозяин в который раз зовет и ругает, грозясь рассчитать Никиту, щеголеватого парня лет двадцати пяти, работника ленивого и гулящего. За него с яростью вступается Анисья, а Анютка, их десятилетняя дочь, вбегает в горницу с рассказом о приезде Матрены и Акима, родителей Никиты. Услышав о предстоящей Никитиной женитьбе, Анисья «взбеленилась […] ровно овца круговая» и еще злобней набросилась на Петра, задумав любыми средствами расстроить свадьбу. Акулина знает тайные намерения мачехи. Никита открывает Анисье желание отца насильно женить его на девке-сироте Маринке. Анисья предупреждает: если что… «Жизни решусь! Согрешила я, закон рушила, да уж не ворочаться стать». Как Петр умрет, обещает взять Никиту в дом хозяином и разом покрыть все грехи.

Матрена застает их обнявшись, сочувствует Анисьиной жизни со стариком, обещает помешать Акиму и напоследок, тайно сговорившись, оставляет ей сонных порошков, снадобье опоить мужа - «никакого духу нет, а сила большая…». Заспорив при Петре с Акимом, Матрена порочит девку Марину, артельную кухарку, которую Никита обманул, живя прежде на чугунке. Никита лениво отпирается на людях, хоть и «боязно в неправде божиться». К радости Матрены сына оставляют в работниках еще на год.

От Анюты Никита узнает о приходе Марины, о её подозрениях и ревности. Акулина слышит из чулана, как Никита прогнал Марину: «Обидел ты её […] так-то и меня обидишь […] пес ты».

Проходит шесть месяцев. Умирающий Петр зовет Анисью, велит послать Акулину за сестрой. Анисья медлит, ищет деньги и не может найти. Как бы случайно навестить сына приходит Матрена с известием о свадьбе Маринки с вдовцом Семеном Матвеевичем. С глазу на глаз переговариваются Матрена с Анисьей о действии порошков, но Матрена предупреждает держать все в тайне от Никиты - « жалос-тив очень». Анисья трусит. В этот момент, держась за стенку, на крыльцо выползает Петр и просит в который раз послать Анютку за сестрой Марфой. Матрена отправляет Анисью немедля ошарить все места, чтобы найти деньги, а сама усаживается на крыльце с Петром. К воротам подъезжает Никита Хозяин расспрашивает его о пахоте, прощается, и Матрена уводит его в избу. Анисья мечется, молит о помощи Никиту. Деньги отыскиваются прямо на Петре - нащупала Матрена, торопит Анисью до прихода сестры скорей ставить самовар, а сама наставляет Никиту прежде всего «денежки не упустить», а уж потом и «баба в руках будет». «Если […] похрапывать начнет […] ей укороту можно сделать». А тут и Анисья выбегает из избы, бледная, вне себя, неся под фартуком деньги: «Помер никак. Я снимала, он и не почуял». Матрена, пользуясь её растерянностью, тут же передает деньги Никите, опередив приход Марфы и Акулины. Начинают обмывать покойника.

Проходит еще девять месяцев. Зима. Анисья ненарядная сидит за станом, ткет, ждет из города Никиту с Акулиной и, вместе с работником Митричем, Анютой и заглянувшей на огонек кумой, обсуждают Акулинины наряды, бесстыдство («растрепа-девка, нехалявая, а теперь расфуфырилась, раздулась, как пузырь на воде, я, говорит, хозяйка»), злой нрав, неудачные попытки выдать её замуж да сплавить быстрей, беспутство и пьянство Никиты. «Оплели меня, обули так ловко […] Ничего-то я сдуру не примечала […] а у них согласье было», - стонет Анисья.

Отворяется дверь. Входит Аким просить у Никиты денег на новую лошаденку. За ужином Анисья жалуется на «баловство» и безобразия Никиты, усовестить просит. На что Аким отвечает одно: «…Бога забыли» и рассказывает о ладном житье-бытье Маринки.

Никита пьяный, с мешком, узлом и с покупками в бумаге останавливается на пороге и начинает куражиться, не замечая отца. Следом идет разряженная Акулина. На просьбу Акима Никита вынимает деньги и созывает всех пить чай, приказывая Анисье ставить самовар. Анисья с трубой и столешником возвращается из чулана и смахивает полушальчик, купленный Акулиной. Вспыхивает ссора. Никита выталкивает Анисью, приговаривая Акулине: «Я хозяин […] Ее разлюбил, тебя полюбил. Моя власть. А ей арест». Потешась, возвращает Анисью, достает наливку, угощенье. Все собираются за столом, только Аким, видя неладное житье, отказывается от денег, еды и ночлега, и, уходя, пророчествует: «к погибели, значит, сын мой, к погибели…»

Осенним вечером в избе слышны говор и пьяные крики. Уезжают Акулинины сваты. Соседки судачат о приданом. Сама невеста лежит в сарае, занемогши животом. «С глазу», - уговаривает сватов Матрена, - а так «девка как литая - не ущипнешь». К Анисье после проводов гостей на двор вбегает Анютка: Акулина в амбар ушла, «я, говорит, не пойду замуж, я, говорит, помру». Слышен писк новорожденного. Матрена с Анисьей торопятся скрыть, толкают Никиту в погреб рыть яму - «Земля-матушка никому не скажет, как корова языком слижет». Никита огрызается Анисье: «…опостылела она мне […] А тут порошки эти […] Да кабы я знал, я бы её, суку, убил тогда!» Медлит, упорствуе?: «Ведь это какое дело! Живая душа тоже…» - и все же сдается, берет младенца, завернутого в тряпье, мучается. Анисья выхватывает у него из рук ребенка, кидает в погреб и сталкивает Никиту вниз: «Задуши скорей, не будет живой!» Скоро Никита вылезает из погреба, трясется весь, со скребкой бросается на мать и Анисью, потом останавливается, бежит назад, прислушивается, начинает метаться: «Что они со мной сделали? […] Пищал как […] Как захрустит подо мной. И жив все, право, жив […] Решился я своей жизни…»

Гости гуляют на Акулининой свадьбе. Во дворе слышны песни и бубенцы. По дорожке мимо сарая, где заснул в соломе с веревкой в руках пьяный Митрич, идут две девки: «Акулина […] и выть не выла…» Девок догоняет Марина и в ожидании мужа Семена видит Никиту, который ушел со свадьбы: «…А пуще всего тошно мне, Ма-ринушка, что один я и не с кем мне моего горя размыкать…» Разговор прерывает Семен и уводит жену к гостям. Никита, оставшись один, снимает сапоги и подбирает веревку, делает из нее петлю, прикидывает на шею, но замечает Матрену, а за ней нарядную, красивую, подвыпившую Анисью. В конце концов будто бы согласившись на уговоры, встает, обирает с себя солому, отсылая их вперед. Выпроводив мать и жену, снова садится, разувается. И вдруг пьяное бормо-танье Митрича: «Никого не боюсь […] людей не боюсь…» словно придает сил и решимости Никите.

В избе, полной народа, Акулина с женихом ждут благословения «вотчима». Среди гостей - Марина, муж её и урядник. Когда Ани-628

сья разносит вино, песни замолкают. Входит Никита, босой, ведя с собой Акима, и, вместо того чтобы взять икону, падает на колени и кается, к восторгу Акима, - «Божье дело идет…» - во всех грехах - в вине перед Мариной, в насильной смерти Петра, совращении Акулины и убийеАе её ребеночка: «Отравил я отца, погубил я, пес, и дочь […] Я сделал, один я!» Отцу кланяется: «…говорил ты мне: «Коготок увяз, и всей птичке пропасть». Аким обнимает его. Свадьба расстроилась. Урядник зовет понятых допрашивать всех и вязать Никиту.

Луч тьмы в светлом царстве

"Власть тьмы" в Малом театре

В Малом театре Юрий Соломин поставил драму Льва Толстого "Власть тьмы, или Коготок увяз, всей птичке пропасть". На премьере побывала МАРИНА ШИМАДИНА.

В послепраздничной Москве премьера Малого театра выглядит как проповедник в черном, явившийся на бал-маскарад с призывом к покаянию. В основу драмы Льва Толстого о преступлении и наказании легло реальное уголовное дело крестьянина Тульской губернии Ефрема Колоскова, убившего ребенка, прижитого от соблазненной им падчерицы. Пьеса написана в духе модного в конце XIX века натурализма, по форме -- почти новая драма, с физиологической достоверностью и беспристрастностью воспроизводящая грубую беспросветную жизнь забытой богом и забывшей бога русской деревни.

Цензуру эта правда-матка так шокировала, что пьеса была запрещена к постановке и впервые увидела сцену почти через десять лет, зато сразу двух императорских театров -- Александринского и Малого. С тех пор "Власть тьмы" долгие годы не сходила со старейших московских подмостков. Сам Юрий Соломин, будучи еще начинающим актером, играл в массовке во второй постановке пьесы, осуществленной в 1956 году Борисом Равенских. В своем новом спектакле он исполняет формально второстепенную, но, по сути, программную роль старика Акима, чуть ли не единственного "светлого" в этом темном царстве.

Так же как герой Соломина-актера является хранителем вечных нравственных ценностей, не принимающим нового легкого стиля жизни, Соломин-режиссер стоит на страже традиционного театра, не впуская в свою постановку ни лучика современности. В зале Малого чувствуешь себя как в каком-то вневременном пространстве, герметично отгороженном от всего происходящего за стенами театра. На сцене высится огромная конструкция из бревен, в углу натуральная русская печь, валяются мешки с зерном, охапки сена, позади виднеются забор и ворота, на заднем плане мерцают огоньки деревенских домов, золотой купол далекой церкви отражается в озерке. А любовно выписанные, светлые и радостные декорации Александра Глазунова скорее подошли бы для русской сказки с зачином "жили-были", чем для страшной и мрачной драмы Толстого.

В одной из сцен бывалый работник Митрич объясняет старорежимному Акиму основы коммерческой деятельности банков: "Ты мне, положим, 100 рублев даешь, а я тебе обратно 120 с благодарностью". Непрактичный старик приходит в ужас от такого греховного стяжательства, а публика, до того сидевшая по стойке смирно, оживленно смеется, наконец узнавая хоть что-то близкое и знакомое. А поскольку у каждого второго в зале коготок увяз в кредитах и прочих финансовых операциях, выходит, все мы по определению находимся во власти тьмы. Не говоря уже о безнравственном, лишенном идеалов и тяги к прекрасному современном театре. А свет, добро и, стало быть, правда -- на стороне тех, кто держится дедовских законов, как в жизни, так и на сцене. И спасение не в честном разговоре с действительностью (чем, собственно, и занимался Лев Толстой), а в обращении к вечной и скучной классике, в которую успешно и последовательно превращает Малый театр искания мятежного графа.

РГ , 15 января 2008 года

Алена Карась

Власть прошлого

В Малом театре поставили самую страшную пьесу Льва Толстого

Премьера драмы "Власть тьмы" состоялась в Малом театре сразу вслед за спектаклем "451 по Фаренгейту" Адольфа Шапиро в театре Et cetera и незадолго до последней фоменковской премьеры "Бесприданница" в новом здании его "Мастерской". Этот контекст является весьма существенным для понимания места Малого театра в современной отечественной культуре.

Бывают времена, когда его музейное спокойствие императорского московского театра кажется ретроградным и замшелым. Бывают совсем иные, и тогда его высказывания начинают восприниматься как актуальные и даже болезненно-острые. И здесь дело вовсе не в тех переменах, которые претерпевает Малый театр. Малый меняется не сильно. Меняется тот театральный, культурный и общественный контекст, в котором он существует. Вот и сейчас "Власть тьмы" в постановке Юрия Соломина обнаружила одно важное качество старинного театра: пока его более "актуальные" собратья мечутся в попытках рассказать о своем отношении к нынешней власти и цивилизации, выразить точку зрения на современный мир, Малый театр по-богатырски царственно ставит одно из самых страшных и опасных произведений русской литературы с таким "музейным" спокойствием, словно речь идет о падении Римской империи.

Прекрасная репертуарная идея - поставить сейчас именно эту пьесу. Оказалось, что Толстой, взявший ее сюжет из реального судебного дела, приник к самому страшному источнику русской трагедии. Он застал тьму, непросветленность русской жизни в ее корнях: там, где мать рождает ребенка на свет, чтобы сразу убить его; там, где женщина отдается любви, неистово растерзывая свою и чужую жизнь с беспримерной беспощадностью. И воссоздал ее с такой дикой подробностью, с которой не сравнится ни новейший verbatim, ни документальное кино.

Еще лет десять назад этот сюжет, быть может, показался бы нашему театру слишком архаичным и литературным и не вызвал никаких сильных переживаний. Сегодня же толстовская "Власть тьмы" попадает в самую болезненную зону современного российского самосознания: никакие перемены не могут быть решительными, если в сердцевине того, что на языке метафизики именуется народным духом, обитает такая страшная воля к разрушению, какую увидел Толстой в одной "документальной истории" середины 80-х годов XIX века.

Об этой пьесе выдающийся русский поэт Иннокентий Анненский написал когда-то слова, от которых и сегодня холодеет сердце: "Драма Толстого - это действительность, только без возможности куда-нибудь от нее уйти и за нее не отвечать. Это - действительность, с которой, если быть последовательным и смелым, даже нельзя жить, потому что в ней люди, единственно достойные жизни, осуждены чистить выгребные ямы и не находят этого даже особенно тяжелым. Это - действительность, в которой нет ни прошедшего, ни будущего и где само настоящее кажется лишь дьявольской усмешкой Химеры".

Юрий Соломин, кажется, знает эти слова Анненского, но в своей постановке ничем не усиливает это впечатление, не подвергает пьесу дополнительной экспрессии. Ему довольно и того, что написано у Толстого. Оттого за каждым поворотом сюжета, за каждым персонажем следишь с особым, непривычным сегодня вниманием. Ведь подробность, психологическая и бытовая точность человеческого поведения явно не относится к современным актерским добродетелям. Российские кино и театр погрязли в такой приблизительности, каких не знали ни в какие времена, демонстрируя игру напыщенных каботинов, власть воспаленных актерских самолюбий и разврат телевизионного мыла.

Во "Власти тьмы" играют не "звезды", не "медийные лица", а просто честные актеры Малого театра, которые своей игрой возвращают достоинство профессии. В каждом из их созданий, будь это слегка напыщенный, театральный Никита (Алексей Фаддеев) или проникновенно-трогательный, смиренный его отец Аким, которого в очередь играют Алексей Кудинович и Юрий Соломин, или работник Митрич в исполнении Александра Потапова, или даже маленькая Анютка в исполнении молодой актрисы Лиды Милюзиной (сцена убийства ребеночка, когда она с ужасом прислушивается к тому, что творится за стенами, относится к самым страшным) - в каждом из них существует тот объем образов, который так важен в большой литературе. И которым порой так решительно пренебрегает "актуальный", современный театр, демонстрирующий свои амбиции больше, чем реальные обстоятельства драмы.

Культура , 31 января 2008 года

Ирина Алпатова

Дело житейское

"Власть тьмы". Малый театр

Вот чего здесь явно недостает, так это самой "тьмы", во всех ее смыслах - прямом, переносном, ментальном. Пришлось даже несколько раз заглянуть в театральную программку, дабы заставить свои глаза поверить в то, что художник по свету этого спектакля - известный профессионал Дамир Исмагилов. Но, вероятно, многие вопросы стоит обращать не к нему, а к режиссеру-постановщику Юрию Соломину. Почему эта трагичная толстовская история, символически-мрачная, разыгрывается в ярком, мертвенно-ровном, абсолютно условном театральном свете? Разве что иногда, перед закрытием занавеса свет этот плавно гаснет. Не сочтите это за капризные технические придирки. Ведь в современном спектакле, по определению, и декорации, и музыка, и свет должны не просто присутствовать, но работать на создание образа спектакля, образа цельного, внятного и продуманного. И даже такие вроде бы "мелочи", о которых и было сказано, явно содействуют снижению общего впечатления.

Здесь мало и той ментальной "тьмы", о которой писал Лев Толстой. Быть может, тому виной наше отчасти заштампованное восприятие и самой пьесы Толстого, и отголоски виденных ранее спектаклей, и "историческая память" о вошедших в анналы постановках, хотя бы Станиславского в молодом Художественном театре. Да, апофеоз мхатовского натурализма образца 1902 года сегодня, наверное, выглядел бы нелепо - с настоящей, а не бутафорской грязью на сцене, с многочисленной мычаще-блеющей живностью и прочим. Но, по воспоминаниям современников, это все же давало ощущение подлинности, непосредственный визуальный контакт с "мерзостями" российской жизни, что накладывалось, конечно, на подлинность человеческо-актерской жизни. "Власть тьмы" Бориса Ровенских, появившаяся в 1956 году в Малом театре, конечно же, уже была свободной от этих назойливых бытовых примет и стремилась к символическим обобщениям, но не теряла правды, синтезируя театр и жизнь. Спектакль этот уже на излете его существования довелось успеть увидеть, и почему-то до сих пор не забываются какие-то его фрагменты.

Можно, конечно, задать вопрос: к чему все эти ненужные пассажи и лишние воспоминания? Быть может, к тому, что на нынешнем спектакле Малого театра поневоле ощущался разрыв между происходящим на сцене и сегодняшним мироощущением, восприятием зрительного зала. Не всего, наверное, но довольно значительной его части. А на сцене был достаточно грамотный, не искажающий текста, не ломающий традиций, но всего лишь спектакль. Действо, которому отведено три часа жизни раз пять в месяц, и не более того. Спектакль, к сожалению, ничего в тебе не будоражащий, не слишком заставляющий сострадать персонажам и уж тем более не требующий ничего соотносить со своим внутренним миром. Впрочем, стоит оговориться, что, быть может, это издержки личного восприятия. Но оно есть, и при всем уважении к Малому театру и его художественному руководителю, ничего с этим не поделаешь.

Эту историю, притом что она, как известно, списана нашим великим моралистом с натуры, сегодня оказалось рассказать не так уж и просто. Ведь дело-то, право слово, не в криминальных сюжетах, которые сейчас, увы, воспринимаются едва ли не как неотъемлемая часть нашей жизни, а в способности вырваться из "тьмы", побороться с ее властью, в попытке очищения, осознания грехов. Ну как, скажите, сегодня играть монолог "Слушай, слушай, мир православный!"? Либо на таком актерском накале, на такой вере в происходящее, что пафосные фразы перестают коробить отвыкший от них слух, либо прибегая к виртуозным постановочным приемам. Последнее, опять-таки по определению, для Малого театра неприемлемо. В актерской же вере, увы, приходится усомниться. К тому же превосходство труппы Малого над всеми прочими тоже стало мифом. Сегодня здесь, как и везде, актеры разные и по уровню таланта, и по темпераменту.

Юрий Соломин, глубоко уважая и автора, и свой театр, пытался просто и честно поставить пьесу. На сцене все чистенько, аккуратно, светло и правильно распланировано: деревянная конструкция избы, русская печь, солома, хомуты, связки лука (сценография А.Глазунова). Бусы, кокошники, гармошки, когда надо по сюжету, девки с парнями поют и пляшут. На заднем плане, "за рекой", то и дело подсвечиваются православные купола и кресты на маленькой церквушке как живое напоминание о Боге, которого, по словам старика Акима, "все забыли". Хотим мы того или нет, но уловимые приметы "экспортного варианта" все же угадываются. Не в виде "клюквы а-ля рюс", но в желании своеобразного отчета: вот такой у нас сегодня Малый театр, цитадель традиций, враг ненужных новаций.

Меж тем вязкая толстовская "тьма", не успев как следует сгуститься, далее неуклонно рассеивается. Злые дела творятся как-то уж слишком легко, с прибаутками, которыми безостановочно сыплет бойкая Матрена (Ирина Муравьева). Отравлен и без того на ладан дышащий Петр (Владимир Носик), задушен новорожденный ребенок Акулины (Е.Базарова), но отсвет этих злодейств практически незаметен в дальнейшем поведении персонажей. Здоровяк Никита (А.Фаддеев) вплоть до финала, когда, по воле Толстого, надо каяться, недоуменно и светло улыбается, что выглядит не всегда осмысленно. Разве что Анисья (И.Иванова) здесь вышла живее, искреннее и темпераментнее прочих, играя прежде всего власть страсти, ее "тьму", которой женщина может все оправдать. Да А.Потапов (Митрич) играет в традициях старого Малого театра - ярко, сочно, внятно. Достаточно внятные попытки и у А.Кудиновича (Аким) донести до зрителей знаменитые толстовские назидания. Но уж слишком тих, мелковат и малозаметен вышел этот персонаж на фоне многих прочих громогласных героев.

Быть может, иноземному зрителю столь приглаженная, совсем не страшная история, такой вот частный эпизод из русской жизни, и покажется познавательно-любопытной. Равно как и нашему человеку, заглянувшему в Малый театр из любопытства. Тем же, кто ценит его подлинные традиции, знает качественные и профессиональные режиссерские работы Юрия Соломина, наверное, хотелось бы большей глубины и живости диалога старейшей московской сцены и современного зрителя.